Александр Замогильнов
Заспанным утром вишнёвая ветка
в окошко стучится бездомным щенком,
истлевшей морзянкой косматого предка,
прививкою памяти черенком.
Стрижи полоснули небо фантомами,
грай самолётный жжёт тополя,
вздымается мышцами лаокооновыми
обвитая кольцами смерти Земля.
Купцы-океаны в глазах Хейердаловых,
в рулоны смотав нефтяную парчу,
читают дельфинам про муки Танталовы,
про жалость к двуногому палачу.
Ну возмутись каждой клеточкой нервов,
мещанского быта вериги отбрось,
мой современник, во что ты уверовав,
станешь вбивать окровавленный гвоздь?
Войди во владения высшего довода,
зверька эгоизма в себе укроти,
и жизнь, как кусок оголённого провода,
в разрывы столетий и судеб вплети.
Выхвати душу из лап сурдокамеры,
оглохни от крика, а не тишины,
жизнь постигай обнажёнными гранями,
которые совестью обожжены.
Определений в тот улей роящийся -
скептик, не ёрничай и не ершись:
не фабер, не сапиенс - хомо стыдящийся,
хомо влюблённый в вечную жизнь.
1980 |
