Елена Гурфинкель
А весна удалась, несмотря на ветра и капризы.
Как и много столетий назад, я хмельна не от вин.
Говорила, что боли в душе - это вовсе не признак.
Обещала тебя позабыть и клялась на крови.
Но беспечные губы бездумно плели небылицы.
Погибали обеты мои от отравленных стрел.
Продолжала об этом грехе неустанно молиться,
Но во снах были наши с тобою влюбленные лица.
И за это меня, как колдунью, сожгли на костре.
То ли не было сил насладиться тревожной игрою,
То ли ты возводил этот храм без покоя в душе,
Но расписывал стены его моей порченой кровью
И не видел в священном восторге изогнутых шей.
... Возле храма завяла сирень, и спастись было нечем.
Ты венчался на царство с земною своей суетой...
Я запуталась в складках печали ее подвенечной,
И хотелось тебе прокричать: "Ты достался не той!"
И с тех пор каждый раз, когда вечер становится ночью,
Ты встречаешь меня, и с нектаром сливается яд.
И уже наплевать, где земная твоя оболочка.
И уже наплевать, где земная подруга твоя.
В этой комнате темной я, ведьма, под Божьей иконой
Потихоньку ворую бесценный семейный уют.
А потом растворяюсь в ближайшем проеме оконном,
И наутро стираю беспечную память твою.
Снова будешь скитаться в бессмысленных поисках сути.
Плоть воюет с душой, но, как прежде, не сможет понять,
Что по грустной иронии несовпадающих судеб
Семь столетий уже твое сердце не помнит меня.
Новочеркасск, 1999 |
