Я не буду за ним повторять.
Он сказал всё, что можно, и лучше.
Но всё так же Россия моя
не желает ни слышать, ни слушать!
Всё сидит в нефтяной своей луже,
поджидая другого царя.
А послушать – ведь как он был прав!
Мы молчим, но не стали немыми!
Всё почти так, как было тогда...
а кто это придумал? Не мы ли?
И сейчас даже петлю намылить
не поможет никто никогда.
Просто так и легко на всё машем рукой,
положась на "авось", да "кабы"...
И войне нет конца! Нет спокойных веков!
И на ровных путях ухабы!
Не разводим огня и не колем дрова...
Нам не надо, нам жизнь – потеха!
Ах, как много же ты потеряла, Москва,
когда он, наконец, уехал!
Надавали нам прав и свобод
и улыбок от уха до уха,
но всё так же – "цари" и "народ",
но всё то же – то мир, то разруха...
И вся в чёрном с косою старуха
здесь любого с рожденья пасёт.
В новый свет после тьмы всё кидаемся мы...
Боже, как это всё нелепо!
И боимся, увы, и тюрьмы и сумы,
А не тех, за кем следуем слепо!
Так же слово давать был отчаянный риск
и ему и другим поэтам...
Как расцвёл ты тогда, милый Новосибирск!
Жаль, что ты позабыл об этом!
А вы скажете, он устарел?
Не подвержена возрасту правда!
Говорил он, писал или пел
только правду, но не для парада...
И уехал из нашего ада.
В ад чужой он попасть не хотел.
Коль ветра занесли вас на Рю-Риволи
не забудьте, что здесь – не дома!
Здесь другая страна и другие цари,
нет родных, даже нет знакомых!
"Что с тобою, мой друг? Ты почти уже спишь! Bon soir, mon ami!"
"Bon soir!"
Как трагично красив был тот зимний Париж...
И Сен Женевьев де Буа.
|
