Александр Городницкий
Бездомность Пушкина извечна и горька,
Жилья родного с детства он не помнит -
Лицейский дортуар без потолка,
Сырые потолки наёмных комнат,
Угар вина и карточной игры.
Летит кибитка меж полей и леса.
Дома - как постоялые дворы,
Коломна, Кишинёв или Одесса.
Весь скарб нехитрый возит он с собой:
Дорожный плащ, перо и пистолеты, -
Имущество опального поэта,
Гонимого стремительной судьбой.
Пристанищам случайным нет конца,
Покоя нет от чужаков суровых.
Михайловское? - Но надзор отца.
Москва, Арбат? - Но скупость Гончаровых.
Убожество снимаемых квартир:
Всё не своё, всё временно, всё плохо.
Чужой, не по летам его, мундир,
Чужая неприютная эпоха.
Последний дом, потравленный врагом,
Где тонкие горят у гроба свечи,
Он тоже снят ненадолго, внаём,
Который и оплачивать-то нечем.
Дрожащие огни по сторонам.
Февральский снег восходит, словно тесто.
Несётся гроб, привязанный к саням, -
И мертвому ему не сыщут места!
Как призрачен любой его приют! -
Их уберечь потомкам - не под силу, -
Дом мужики в Михайловском сожгут,
А немцы заминируют могилу.
Мучение застыло на челе -
Ни света, ни пристанища, ни крыши.
Нет для поэта места на Земле,
Но вероятно, "нет его и выше".
1987 |
