Владимир Юринов
Я из возраста вышел щенячьего,
а всё резво сучу коленями, -
избалованный неудачами,
пилигрим из другого времени.
И дороги давно все кончились,
даже тропы в бурьяны канули,
у столба верстового, тощего
торможу, дребезжа стаканами.
Горизонт придавил, как в кратере.
Толку что громыхать доспехами?
Геометрия Римана клятая:
во все стороны – вверх. Не побегаешь.
А ведь было: над полюсами
трепетал разноцветными перьями,
расстояния поясами
часовыми вольготно меряя.
Был я всем: от бессонного конного –
до неспешного пешего лешего,
от буяна, трибуна оконного –
до добрейшего тихопомешанного.
Бил я в колокол, бегал голым я,
дураков в зеркалах высмеивал,
брод искал из огня да в полымя,
да коней на скаку разменивал.
Но развеялись запахи гульбища,
растворились дымы над крышами,
и шагаю я в джинсовом рубище
весь такой среднеруссковозвышенный.
Поклоняясь хрустальным источникам,
воду пью ледяную пригоршнями.
Дотлевает на дальней обочине
рюкзачище, давно отброшенный.
Я не сгорблен теперь запасами,
улыбаюсь легко, по-доброму,
всё, что надо – несу за пазухой,
согревая худыми рёбрами.
И спокойствие от осознания,
что уже полпути за плечами.
Погружаюсь во многия знания
и ищу там покой и печали.
Не ропщите, радетели строгие, –
мне не надобна доля другая.
Ах, любимая, вновь по дороге нам.
Обопрись на меня, дорогая.
1990-е
Дамгартен, Германия |
