Александр Розенбаум
Когда сосед заводит старую пластинку,
Которой нету на начала, ни конца,
Я надеваю свою кепку-восьмиклинку,
Она в наследство мне досталась от отца.
Он не снимал ее с рассвета до рассвета
И встретил в ней, сказала мать, свою любовь.
Он в кепке лез и на ножи, и на кастеты,
Не стерли годы на цветной подкладке кровь.
Восьмиклинка, восьмиклинка,
Сколько ты перевидала
Почтарей над крышей старой
утром голубым,
Восьмиклинка, восьмиклинка,
Это все, что мне осталось
От того, которого я больше всех любил.
Фокстрот гремит в размякшей, теплой коммуналке,
Сосед на кухне вытанцовывает степ.
Как может, пляшет, опершись рукой на палку,
Дружок отцовский, он делил с ним соль и хлеб.
Стою у зеркала, как девочка-ромашка,
Как батя, к носу козыречек опустил.
Всплеснув руками, закричала тетя Даша:
"Степаныч к нам вернулся, люди, Бог простил!"
Восьмиклинка, восьмиклинка,
Был Степаныч, да весь вышел...
Получила похоронку мать
лет семь назад...
Восьмиклинка, восьмиклинка,
Зачастил к нам дядя Миша,
Весь в прыщах, и рот в коронках...
Как же уцелел ты, гад?!
Еще чуть-чуть, и я войду в отцовский возраст,
В котором он остался в памяти людской.
Не знаю, под какой искать березой,
Но запах батиных волос всегда со мной.
Восьмиклинка, восьмиклинка,
Сколько ты перевидала
Почтарей над крышей старой
утром голубым,
Восьмиклинка, восьмиклинка,
Это все, что мне осталось
От того, которого я больше всех любил. |
