Николай Штромило
На берегу реки бессменным очевидцем -
не то, чтобы Господь его совсем отверг, -
как домик дамы пик, готовый развалиться,
дом инвалидов свой растягивает век.
Склонились на восток бревенчатые стены -
ровесницы икон, заложницы горы;
на черных ребрах их - следы туманной пены
и блики ледяных осколков Ангары.
А из дому, давно отписаны опеке,
по топчанам своим расположившись в ряд,
на Енисейский тракт таращатся калеки,
в немытое окно, как в зеркало глядят.
И вот, едва судьба положит ехать мимо,
расхристанному мне, расслабленному мне
мерещится вдали фигурка серафима,
а под пальто - крыла на согбенной спине.
Такая, брат, тоска и холодок нездешний
касаются моей встревоженной груди,
когда, подняв свои обветренные клешни,
он на сухую ель мне тычет впереди.
Как этот душный дом откликнется возмездьем!
Ну, а покуда тракт меня уводит вон
от мест, где Третий Рим рубиновым созвездьем
в бутылках из-под вин дешевых отражен.
1991 |
