I.
Звонкая синяя осень.
Полдень. Шкворчащий запах
жаренного на темном
оливковом масле тунца.
Коты воровато прячут
усмешки в коротких лапах,
потягиваясь и пружиня
нежатся у крыльца -
голые камни теплей
и глаже коленей женщин.
Ближе к вечеру тени
туги, как хороший чулок,
да трава, выгорая,
белеет себе из трещин
между камней, сведенных
наподобие ног.
II.
Мы беременны осенью:
криками чаек, боем
часов на башне, глядящей
циклопом в морскую даль.
Ставни скрипят на ветру,
раскладываются вдвое;
звуки слипаются, словно
лабух жмет на педаль.
Это песнь плода: тычинки,
пыльники, пестик, завязь
или, сколько угодно,
влажные ложесна.
Араб из фруктовой лавки
томно переплавляясь
в лиловую камасутру,
брызжет каплями на
волосяную подстилку.
Гулкое медное блюдо
отражает соленый
левантийский мираж:
оседлав рыжим местом
траченных молью верблюдов,
обнаженные леди
Годивы едут на пляж.
III.
Средиземное море,
лежбище сонной плоти -
чресла, лядвеи, перси
вповалку, почти внахлест, -
соревнуется с полем
битвы варваров против
римских копий Праксителя.
Свой классический рост
обрезая по бедра
острой пеной прибоя,
белотелая нимфа
изгибается в стон.
То - поднырнувший метко
вытянутою губою
в несверленую раковину
жадно свищет Тритон. |
