Андрей Ширяев
Бутыль бесконечна. И в этом храме
все персонажи легенд о Хаме,
не проявляя забот о драхме
последней, последнюю жидкость глушат
в течение года, века, эры
новой и старой (но тоже не первой);
и ночь над ними присела в страхе,
как пестрая клуша...
Ее разномастные яйца газа
подобны сапфирам, а больше - стразам,
поскольку слегка тренированным глазом
фальшь различима на раз; впрочем,
еще сильней различима на запах:
достаточно встать лицом на Запад -
память подкинет оттенки грязи
и порчи;
также: на Юг, Восток и Север.
Любая точка на этой сфере
вполне равноправна в тоске и вере,
и грязи.
Безумный отец Адама,
заметь, История для потомков
хранит, в основном, имена подонков,
коим бы должно куриться сере,
а не фимиаму.
Попытка планировать в этой карме
обречена - нет пути во мраке
созданию (даже престижной марки,
даже с компьютером и крылами
на теле), цепной марионетке
опасной и злой, и так нередко
вылетающей пеной тугой за рамки,
нарушив регламент;
разрушив регламент жизни в корне,
взойдя изотопом смерти в кроне,
оставшись гнильем и хламом в норке.
Причастия есть и есть глаголы,
нет существительных и оценок,
нет неолита и миоцена,
названий нет.
Остальное в норме
Валгаллы.
1989 |
