Андрей Ширяев
I
Из пустыни - безмолвно; впрочем, не всё - пустыня,
где безводье, жара и от солнца бело, простынно
и пространно. Возможно, что здесь не что иное,
как постель (в просторечии - ложе). Моей спиною
управляет желание выжить или даже
просто стадное чувство. Длительный жест-адажио
повисает в слоях атмосферы пятью лучами,
не найдя завершенья, как стрелы из колчана
под музейным стеклом, под тонким налетом пыли,
любопытства и страха, кажется; их лепили
иэ податливой бронзы жаркой - для дела, слышишь?
для меня, если б я не родился позже, слишком
поздно, чтобы отдать им, выручить, поделиться -
жизнью? смертью? - неважно. Стремящемуся продлиться
важно вылить густые с терпким запахом дрожжи
в ждущее тесто; кстати, здесь доступность дороже
первозданности, коей требуются лукавство
и подход (вот случай, где время - не есть лекарство).
II
Здесь, в степи - все понятней, так как до горизонта
нет ни черта: ни вешки, ни запаха креозота -
непременного стража рациональной гнили
человечьих деяний; пусто. Веками никли,
падали под копыта, тлели в следах сайгачьих
горький емшан, люди, звезды. Вожак-рогач им
только мордой качает сверху вниз и уводит
стадо к пропасти, чтобы лучших достичь угодий
без особых стараний,
мне предоставить право
длиться, жаждать жизни, перерабатывать прану
в отложения жира на животе и бедрах,
немо ждать, затаившись тенью в глазах недобрых...
III
Я решился начать - в расчете на благосклонность;
лишь пустыня прощает жесту незавершенность.
1989 |
