Геннадий Васильев
Мой папа вышел из интеллигентов,
ушел в народ - и не вернулся к нам.
Мы с мамой мир делили пополам:
на нас, на папу - и на алименты.
И бешено тощали кошельки,
из кухни доносились матерки,
а коммунальных комнаток хамье
нам в щелочку кричало: "Жидовье!"
Меня не научили бить по роже,
а в доме, не просохшем от тоски,
как боги, появлялись мужики,
но друг на друга были дьявольски похожи.
И виновато прятали глаза,
и уходили, не глядя назад,
оставив нам продукты из КООП,
пустую тару по двенадцать коп.
Прошли года. Мы жили не без жира.
Мой папа эмигрировал давно
туда, откуда визы не дано
в края любые, при любом режиме.
И мама вслед за ним ушла, тиха,
испортив мне анкету впопыхах.
Я стал "национальности лицо".
Бьют по лицу не только подлецов.
Был теплым вечер, словно ночь в Багдаде.
Разнузданно черемуха цвела.
Вещал нам про жидо-масонский клан
товарищ вовсе не для смеха ради.
Текли слова, как семечек лузга,
наш друг спасать Россию предлагал.
А я себе казался мертвецом
и прятал неславянское лицо.
Себя не выдал ни единым словом.
Но неужель сегодня, как и встарь,
опять кому-то музыкою став,
пойдут трещать пожарами погромы?
Я много видел разных молодцов
и тоже научился бить в лицо.
В себе хоть лютой злобы не коплю,
подонков я по-русски не люблю. |
