Юрий Панюшкин
Я рос так, как мне полагалось, -
В семействе своем барчуком,
А рядом она распускалась
Скромнейшим, поверьте, цветком...
За дамами высшего света
Я был поволочься не прочь,
Но видел (как странно) при этом
Марусю - кухаркину дочь.
Росло наважденье, тревожа,
И вот, как в романе, точь-в-точь,
Мне как-то шепнула - "Сережа!" -
Маруся, кухаркина дочь.
Но жизнь нас, по многим причинам,
Поставила с разных сторон,
Когда их Октябрь не принял
Моих офицерских погон.
Нас белою контрой крестили -
От малого до старика,
И долго мы воду мутили,
Пока не попали в ЧК.
И вот на проклятой Лубянке
Я, как наваждение, прочь
Гоню, но в потертой кожанке (о, Боже!)
Маруся - кухаркина дочь...
- Мария, что все это значит?
А, впрочем, какой разговор...
Есть шанс у меня, не иначе, -
Ведь я Вас люблю до сих пор!
- И я Вас, Сережа, любила,
Вот все, чем могу Вам помочь,
И в лоб девять грамм мне влепила (с нагана!)
Маруська - кухаркина дочь...
Но пуля скользнула по коже.
Я лоб свой потрогал рукой -
И врезал с размаху по... (ладонью!)
Маруське - такой дорогой.
Потом мы на пару рыдали...
О, эта безумная жизнь!
Потом обнялись и стояли,
Стояли вот так - обнявшись. |
