Григорий Дикштейн
В чемоданы, баулы все летние тряпки забросим,
Чай заварим погуще, встречая случайных гостй...
В телеокнах средь гула мелькнула тревожная осень,
Шоколадной улыбкой ведущей "Московских Вестей".
Время льется из рук, утешая ворчаньем прибоя,
Крымским краденым солнцем, морскою живою водой,
Но грохочет вокруг, я не слышу сигнала отбоя,
Пахнет тленом, полынью, бедой, "Золотою ордой".
Лето косит... И к осени войско весьма поредеет,
Музыкантам уставшим невесело марши играть,
А о здравьи страны-недоноска орда не радеет,
Не рыдает над павшими. Где уж орде сострадать?
Многолетнее иго грядет и не видно победы,
Снова голы и босы, собрав урожай без потерь:
Это битвы проигранной странное страшное кредо,
Мудрецы на погосте, и разве нам легче теперь?
Жизнь покажется дном Антлантиды и Понтикопеи,
Только Богу известно Содом ли, Гомора грядет...
Я же ни барахлом, ни собой тобой торговать не умею,
В утешенье читая на перстне: "И это пройдет"...
В чемоданы, баулы все летние тряпки забросим,
Чай заварим погуще, встречая случайных гостй...
В телеокнах средь гула мелькнула тревожная осень,
Шоколадной улыбкой ведущей "Московских Вестей".
Сентябрь 1992,
Харьков |
